Дети вырослиЧего хотят и о чем мечтают выпускники бесланской школы №1
Когда мы представляем себе детей, выживших в бесланском теракте, перед глазами стоят те — из телевизионных хроник, напуганные измученные малыши. Но прошло уже девять лет. Ребята, которые тогда были третьеклассниками, окончили школу. Тогда мир смотрел на них, теперь они смотрят на мир. И видят его совсем не так, как мы.
Юлия Гутова
Ира, одиннадцатиклассница: «Все равно приятней, когда твои близкие рядом с тобой, и тебе от этого как-то лучше. А тут на годовщину приезжают какие-то чужие люди…»
Влад, студент второго курса: «Питер — такой город, каменные джунгли. Мне по душе маленькие городки. Я хочу здесь жить. Я год проучился в Питере, хотел домой перевестись. потом передумал. Ну, здесь близкие, родственники, друзья, а там я от всего оторван... По правде говоря, мне там учиться трудно»
Фариза, студентка первого курса: «На обычное кладбище приходишь — и там так все… заросло. По-разному там, разные надгробия. Кого-то не навещают. А когда туда приходишь, на детское кладбище, там навещают сразу всех. Это кладбище никогда не забудут»
—Фара! — кричит Камболат. — Мы особенные?
С первого по четвертое сентября в «той самой» школе № 1 города Беслана траурные мероприятия в память теракта. А пятого начинаются обычные уроки. И так девять лет. Но в этом году наших героев там уже не будет. Какими они вышли «во взрослую жизнь»?
Я хочу…
Под навесом в полном народа дворе смех. Ха-ха-ха! Завтра Вика уезжает учиться на факультет менеджмента в Петербург, друзья собрались на проводы у нее дома.
Подружки Фариза и Амина горбятся над смартфонами в одинаковых позах. У обеих распущенные волосы до плеч, они в кедах, майках с буквенными принтами и совсем не похожи.
— Мне кажется, — говорит Амина, — в будущем я стану бизнесвумен. Ха-ха-ха! Или у меня будет должность высокая. Или я бы хотела открыть свое что-нибудь.
— Ого! — удивляюсь.
— А вообще, я бы хотела что-нибудь руками уметь делать. Там, стричь или маникюр, педикюр. Потому что я так смотрю: они столько денег получают!
— Это точно.
— Ну вот. А так… Я хочу… пять детей. Ха-ха-ха! И домик на Адриатическом море!
Абитуриентам-«терактникам» дают специальные направления в вузы. Амина хотела и могла учиться на журналиста в Москве. Но родители настояли, чтобы она осталась в Беслане. Теперь она должна ездить на факультет международных отношений во Владикавказ и хотеть чего-то другого.
— А это Фара! Я ее люблю!
Обе по-детски смеются. Родители Фаризы уговаривали ее учиться в Москве. Но за полгода до окончания школы она решила остаться в Беслане. Многие ребята-«терактники» возвращаются из столичных вузов или в последний момент передумывают уезжать. Фара пойдет в медицинскую академию во Владикавказе.
В глубине двора застольные шутки: одиннадцатиклассник Витек опять упал, ободрал коленку; выпускница Инна, лукаво улыбаясь, обсуждает с подружками:
— Любовь… как шоколад!
Непонятно
— Если честно, не понимаю, почему они нам это все дают? — У Амины темная кожа и большие карие глаза. — Например, направления в вузы. Да, теракт. Ну и что? Он давно уже был, мы были маленькие. И это же не оказало такого особо прямого влияния.
Мы идем по улице Сигова в Беслане.
— Вам было там плохо, тяжело, — говорю.
— Ну, да. Это конечно. Но даже то, что они нам сейчас дают это все… как сказать… оно же не возместит то, как нам там было тяжело и плохо? Они, мне кажется… стараются нас вот так вот, — Амина машет руками, как будто пытается от кого-то отвязаться, — задобрить! Возьмите, возьмите, держите.
— А зачем?
— Ну… может, они думают, мы злимся?
Людей на улице днем мало.
— Я знаю семью, где много детей. — У Фаризы белая кожа и большие голубые глаза. — Вот они хоть и умные девочки, но понимают, что ничего у них в жизни не будет. Потому что у родителей просто совсем денег нет. Почему дают только нам и нам? Это как-то несправедливо. Серьезно. Мне… мне стыдно. Например, у меня двоюродная сестра, она умная, в сто раз умней меня, и вот… ну она из семьи такой, да… И вот я смотрю в эти глаза, и вот она… Я не знаю, как сказать!
Фариза смеется.
— Она же не стала бы тебя обвинять.
— Она не стала бы. Но… Я же вижу, что она бы тоже хотела.
По кайфу
Камболата (на фото слева) знает весь город, он со всеми дружит и со всеми тусит
По коридору поликлиники катят спящего мужчину в бинтах. Тормозят: колесо застряло в колдобине. Мужчину дергают вперед, назад, вбок, высвобождают колесо. И тут застревает другое — колдобин в полу полно. Мужчину кое-как довозят до дверей, поднимают, кладут на пол. Одноклассник Фаризы и Амины Камболат стоит у кабинета заведующей отделением. Кабинет уже полчаса закрыт. Камболату надо подписать справку для вуза. Он уезжает в Москву, в РУДН, на лечебный факультет, потому что хочет стать хирургом.
— Лично я не собираюсь сюда возвращаться, — говорит Камболат. У него густая щетина и завитые реснички.
— А как ты школу закончил?
— Ну, я был ленивый парень… Где-то нарисовали, где-то че. Мы просто больше общественной жизнью занимались последний год. В школе у нас очень много мероприятий.
Камболат — звезда школы.
— Почему ты хочешь быть хирургом?
— У меня бабушка медик. И я все детство после школы приходил к ней. Всегда нравилось в больнице: все тебя знают, со всеми ходишь. Вот есть на Ленинском проспекте в Москве больница, где я лежал. Там весело очень, врачи все такие приятные. Там бы я хотел работать. Чтобы — приходишь, а там все улыбаются, вместе всем посидеть, чайку попить, все чтоб приятно было.
Ирина Баева, мама Камболата: «Камболат хочет стать хорошим хирургом, востребованным человеком. Камболат этого очень хочет. Эти наши дети выросли такими, что не хотят так вот, чтобы просто прожить жизнь — и все. Многие другие дети, если делают, только для себя. Они делиться не будут. А у Камболата если что-то будет чуть-чуть больше, чем ему нужно, он будет помогать! Вот что для него самое главное. Помогать другим!»
— Неприятно, что направления в вузы дают не всем? — говорю я.
— А мне без разницы вообще, — смеется Камболат. — Кому-то дали, кому-то не дали, это их дело. Мне дали, мне хорошо. Ему не дали, это его дело. Не мы такие, жизнь такая. Суровая! Ну, я не знаю. Для меня нет, для меня по кайфу. А для того, кто не может себе хлеб купить, — для того она суровая. А нам че? Хлеб себе можем купить? Крыша над головой у тебя есть? Ну все, значит, жизнь удалась!
— Тебя не смущает, что врачам платят мало?
— Почему? Смотря где. И как везде: вот ты операцию сделал, человек придет, тебе бумажку положит — пять тысяч, скажет: «Спасибо, доктор». Ты его не будешь об этом просить. Я не говорю, что такса есть! Просто нормальный человек, если операция была хорошая, он по-любому поблагодарит.
Скучно
— Мы, наш класс и другие, много чего повидали, — улыбается Амина. — У нас были поездки в Грецию, в Америку, я там торнадо видела! Еще мы были в Германии. В Италии… Маленькие были, сейчас бы там оказаться! Была поездка в Иорданию. В Англию. Куда еще? А Фара училась в школе Ходорковского в Москве.
Мы опять гуляем. Девочки рассказывают, как разные жертвователи заботились о них и других «детях Беслана».
— Да, — говорит Фариза. — Нас пригласили. Я в этой школе училась три года, хорошо было… Но… дети были, ну, жестокие. Я не знаю. Я в пятом классе туда поехала. Меня все уговаривали, а я не хотела. Меня… получается, заставили. Я не хотела маму расстраивать. А через три года я домой летом приехала и осталась. О, это наш новый ресторан! Скоро переоборудуют.
Фариза показывает на советского вида здание в глубоком ремонте. У нее серьезное лицо.
— Во Владикавказе можно в кино сходить. — У Фаризы по-прежнему серьезное лицо.
— А в Беслане нет кинотеатра?
— Вот это когда-то был!
Их мне тоже жалко, правда. Знаете почему? Потому что, мне кажется, это что-то типа гипноза! Им внушили, что надо умереть во имя Аллаха, или для чего они там умирают, что нужно принести в жертву людей.
Ха-ха-ха! Когда Фариза шутит, у нее всегда серьезное лицо, как в комедийном сериале.
Подходим к дому культуры. Перед ним постамент от памятника, только без памятника.
— Тут был Ленин, его куда-то унесли! — говорит Амина.
И деревянные ступеньки на сцену, только без сцены.
— Сцена стояла, ее куда-то убрали! — это Фариза.
— У нас знаете как, — объясняет Амина, — приезжают гости, первым делом на кладбище заезжают, к мемориалу «Город ангелов», где бесланские дети, по дороге из аэропорта. Потом в спортзал, где был теракт. Наши достопримечательности: кладбище и спортзал. У нас больше нечего показать. Правда, Фариза?
Надежда Гуриева, учитель истории школы № 1 г. Беслана, мама Иры: «Сколько лет наши дети писали кругом — в газету, в правительство наше — по поводу номера школы. Наши дети считают, то, что мы без номера, — говорит о том, что нас считают виноватыми (формально новая, специально построенная школа № 1 г. Беслана называется просто школой на улице Коминтерна. Минобр считает, что не стоит присваивать ей прежний номер. Споры до сих пор идут. — «РР»). Мы хотим вернуть нашей школе ее первый номер. Дети уже рассказывали вам, как это важно для них?»
Стыдно
Ребята часто ходят мимо спортзала «старой школы», покрытого саркофагом
— Вот сейчас «терактникам» квартиры должны дать, — рассказывает Амина. — Взрослые там такое устроили! Особенно вот родители погибших детей. То есть ну… дети погибли, их никто не вернет. Зачем устраивать такое? За этаж там, за что только не спорили.
— Там все кричат, кто-то просит, — подключается Фариза. — А я, когда документы подавала, чтобы получить направление в наш местный вуз, там родители за очередь… дрались! — смеется смущенно. — Там уже не пускают родителей внутрь. В том году они внутри подрались. А в этом — уже снаружи. Я уже хотела сказать: идите, идите, я буду последняя, мне все равно…
— И я без мамы ездила, мне было как-то стыдно, — Амина.
— Вот в некоторых семьях один ребенок погиб, а второй остался жив, — Фариза, — и они так вот зациклились на этом, а о втором ребенке забыли.
Элла Кесаева, руководитель организации «Голос Беслана», бывший член комитета ассоциации «Матери Беслана»: «Моя дочь была в заложниках. У меня погибли два племянника. Я себя считаю тоже потерпевшей! Мы не признаны. Но моя семья пострадала. Есть показания, что были выстрелы танков и огнеметов по школе, в которой были заложники! И я этого не прощу. Я буду до конца вести расследование! Мы думаем о будущем детей и должны добиться ради них правосудия!»
Проходим недалеко от «старой школы», где весь в цветах и мягких игрушках стоит «тот самый» спортзал.
— И вообще, — говорит Фариза, — когда вот даже в теракте… ну вот, настолько люди, взрослые например… там места нету вообще — сколько нас было людей, один зал. Все вот так вот сидят. И если кто-то шевельнется или кто-то встал в туалет, задел кого-то — начинаются оры, крики: «Осторожно! Ты меня задел! Я тут лежала, а ты, вот такой вот, прошел!»
— Да. Блин, в такой ситуации, вот это вот! — Амина. — Ну вообще, не знаю… А потом вышли — и все герои.
— Хотите сказать, там много всего происходило, за что теперь стыдно?
Фариза и Амина отвечают хором:
— Да.
— Даже мне стыдно, — Фариза то улыбается, то смеется, а голос дрожит. — Я сейчас вспоминаю, как все было — теракт, и мне становится… Я думаю, если б я хоть была постарше, я бы кому-нибудь помогла. Когда я оттуда выходила, там люди прямо раненые были. И мы могли бы им помочь. А мы просто выходили — лишь бы выйти. И был такой момент, когда… мой брат пошел — там детям первое время давали — он пошел, в свою туфлю воду налил. И я прямо так вот пила. И у меня мама попросила. А я маме попить не дала. Мне прямо так за это стыдно!
— Она же осталась жива, — утешает Амина.
— Ты с мамой говорила про это? — спрашиваю я.
— Да. Она говорит, что не помнит.
По зеленой улице мы уходим от «старой школы».
— Ты поэтому поступила на медицинский, Фариза?
— Я вообще… Я не хочу, чтобы думали, что я хочу стать врачом только из-за того, что я в теракте побывала. Это неправда. Это я по своей инициативе.
— А почему ты не хочешь, чтобы так думали?
— Я не знаю. Как-то это… банально.
Страшно
Девчонки-выпускницы болтают допоздна на посиделках у Вики
— Не знаю, кто-то хочет большого какого-то бога-атства, — Вика иногда говорит нараспев. — Но мне кажется, это не главное в жизни. Главное — чтобы было место для каких-то добрых дел. Потому что есть люди, которые даже не знают, что такое свой до-ом. У кого-то нет роди-ителей. Кто-то инвали-ид с детства. Мне часто говорят, что, для того чтобы помогать, нужны деньги. Ну, а я знаю через «Детей Марии», что для этого не надо быть миллионером.
«Дети Марии» — организация, созданная основателем «Яндекса» Ильей Сегаловичем, семь лет помогает в реабилитации бесланским ребятам, вовлекает в волонтерство.
— Может, — говорю, — нужно, чтобы у тебя что-то было, чтобы тебе самой не пришлось помогать?
— Ну, да. Хотя… Нет! Не всегда. Если ты хочешь помогать людям, это может быть даже терапия для тебя!
— Неважно, есть ли у тебя что есть и где жить?
— Да, это тоже важно. Хотя… Не знаю. Не обязательно иметь там квартиру какую-то огромную. Просто, например, чтобы крыша была над головой, чтобы ты мог делать добро и тебе было куда вернуться!
Ольга Коцоева, учитель физики в школе № 1 г. Беслана, мама Вики: «Немного избаловали детей, да. Вспомнишь, как в спортзале вместе сидели, — лишний раз не поругаешь. Те, кто был тогда в первом классе, сейчас пошли в десятый. Ну, ничего. Выпустятся у нас последние заложники, будем построже».
Вика дома на кухне кормит меня пирогом с вишней.
— Человек рождается хорошим. — Она носится от шкафов к столу, наливает чай, прибирает, сама почти не ест и не пьет. — Просто кто-то в детстве не знал, что такое ласка, и он немножко грубый. На кого-то в детстве кричали… Мне кажется, человек делает зло либо из-за своих комплексов, либо чтобы показать свою значимость какую-то.
— Террористы тоже хорошие?
— Мы часто говорим, много мнений… Нет, они плохие. Ну… Не то чтобы они плохие. Они знаете как? Один из террористов… Ему женщина сказала, что это же дети. А он ответил, что у него тоже дети там то ли погибли, то ли что-то. Вот он мстит, ему тоже плохо, он потерял своих родных. Другие… Их мне тоже жалко, правда. Знаете почему? Потому что, мне кажется, это что-то типа гипноза! Им внушили, что надо умереть во имя Аллаха, или для чего они там умирают, что нужно принести в жертву людей. Ну, есть, наверное, какие-то плохие люди, которые руководят ими… Но они это делают не для того, чтобы убить, а они убивают, потому что верят, что от этого им будет хорошо.
— А если вдруг насилие для них просто норма?
— Это страшно, правда, вот это страшно. В этом плане я трусиха. Да, это очень страшно, то, что убивают, что делают больно, насилуют. Но… Не знаю. Главное — чтобы ты сам верил во что-то там. Тогда, мне кажется, во что человек больше всего верит, то с ним и происходит. Мне все говорят, что я смотрю на мир через розовые очки.
Но… мне хорошо в этом мире! Мне как-то, в отличие от тех, кто смотрит не через розовые, мне кажется, мне лучше, чем им.
Смешно
Фариза стоит перед лавочкой, чтобы видеть всех, кто на ней сидит. Мы тусим в парке у дома культуры.
— А какое кино вам нравится? — спрашивает меня Фариза. — Посмотрите «Голодные игры»!
Это фильм, в котором капитолий выбирает юношей и девушек из колоний. Их заставляют убивать друг друга в большом лесу и об этом снимают реалити-шоу. Если герой понравился, спонсоры могут помочь ему выжить — отправить ему на парашюте лекарство или немного еды.
— Мне там героиня нравится, — говорит Фариза. — Она охотилась, чтобы прокормить семью, хотя это было запрещено. И она себя так показала, что все стали воевать с капитолием.
— Там правила были несправедливые! — кричит Амина. — Детей вызывали, чтобы они друг друга убивали, а все на это смотрели, как на шоу.
Двое патрульных полицейских в белых рубашках медленно идут мимо нас по дорожке. Все на них смотрят. Фариза готовится, секунду ждет, потом складывает руки рупором:
— Ты уже закопал маму?!
Полицейские не меняют темпа. Фариза еще громче:
— Он украл мою сумку!!!
Ха-ха-ха. Все ржут.
— Насилуют! Насилуют!!!!
Ха-ха-ха.
— Даже не обернулись!!!
— Зачем ты так над ними издеваешься? — мне жалко полицейских.
— Да вы посмотрите на них! Я тут умирать буду, они не повернутся! Кого они вообще защитят?!
— Государство — говно! — подключается к общему веселью Камболат. Все бесятся. Смех истеричный.
— Нет! — хохочет Фариза. — Не говорите так! Путин! Мы тебя любим!
— Люди не уважают государство! — подхватывает Амина. — То есть капитолий! Так и запишите! Путин! Я ждала тебя три дня!
История про то, как маленькая Амина во время теракта ждала, что Путин прилетит и спасет, облетела СМИ. Все смотрели на этих детей.
— Вот, мне кажется, на следующий год, на десять лет со дня трагедии, приедет очень много народу. Типа круглая дата. Это, конечно, ужасно, но вот когда было пять лет… Три года уже было не так много людей, четыре — уже не так много, а пять лет — и столько было людей!
— А я папу ждала, — смеется Фариза. Она все время смеется, когда говорит всерьез.
— Путин виноват, что не пришел? — спрашиваю.
— Он должен был прилететь! — Амина. — Это его страна! Он обязан был прилететь!
— А папа?
— Папа снаружи ждал, — говорит Фариза. — Стрелял, защищал наших.
— Точно? — подначивает, хохоча, Камболат.
— Да-а!
— Папе медаль дали?
— Не-ет!
— Значит, не защищал!
— О-он защища-ал!
— Папе медаль дали?
— Я щас тебе палец сломаю!
Ха-ха-ха.
Странно
Одиннадцатиклассница Ира в модных желтых шортах, с красивым красным маникюром сидит на мягком диване в своей квартире. Несколько лет назад она грустила и плохо ела. А теперь решила, что жизнерадостной быть правильней и веселей.
— Я слышала, в спортзале люди падают в слезах на колени, — говорю я.
— Ну, есть. Которые болеют. Моему однокласснику написал какой-то парень, что сочинил вот песню про Беслан и можно ли приехать. И приехал в прошлом году. Оказалось, он сумасшедший. Он ночевал в спортзале. Приходил потом к нам домой и говорил, что он там заряжается энергией. Мы его отправили, конечно. Но есть такие люди, которым вот это, прям… много людей, которые приезжают, иностранцы, они тоже, вот этим очень как-то… Не знаю, как сказать. Может, они поддерживают нас как-то.
— Вам это важно?
— Ну, да. Это в принципе нам не знаю как нужно! — смеется Ира. — Ну, и неприятно как-то. Все равно приятней, когда твои близкие рядом с тобой, и тебе от этого как-то лучше. А тут какие-то чужие люди… Конечно, все равно приятно, что они помнят, что вот это вот было. Ну, как-то, спасибо типа, что приехали. Раз они приезжают — значит, им это важно, им это нужно. Пусть приезжают, господи, нам в принципе нетрудно.
Ира улыбается.
— Вот, мне кажется, на следующий год, на десять лет со дня трагедии, приедет очень много народу. Типа круглая дата. Это, конечно, ужасно, но вот когда было пять лет… Три года уже было не так много людей, четыре — уже не так много, а пять лет — и столько было людей! Очень много было репортеров в школе. Очень-очень много. Юбилей… нельзя так сказать… А в следующем году уже будет десять лет, и очень многие фильмы снимают, уже сейчас начинают: мол, вот к десятилетию. Ну, не только же с Бесланом так. Так же делают и про другие трагедии. Снимают кучу фильмов. На эти, на юбилеи…
Тетя приносит из огорода ежевику. Вечер. Сидим у Вики.
— Не люблю с незнакомыми обсуждать теракт, — говорит мне Вика.
— Я и не собиралась об этом спрашивать.
Витек, брат Вики (на фото второй справа) играет в баскетбол и все время разбивает коленки
— Некоторые приезжают сюда, и, если честно, я думала, ты сюда едешь с целью именно о теракте расспросить. — Вика подметает во дворе и немного хлюпает носом от пыли, за спиной у нее мельтешит младший брат Витек — то с другом Русланом, то с баскетбольным мячом. — Многие за этим приезжают, журналисты. Они снимают репортажи про… про то, что вот мы, такие герои, живем после теракта. И еще умудряемся как-то чему-то радоваться.
— Им это кажется странным?
— Наверное, да. У них тема всегда бывает одна и та же. Но… любой человек бы смог жить. Все-таки жизнь — она продолжается, и мы не можем повлиять на то, что уже было с нами. Теперь ведь, наоборот, приятней смотреть на то, как мы смеемся, веселимся и радуемся. Ну, а вот ты, если бы не было теракта, ты бы к нам приехала?
— Нет. И никто бы, думаю, не приехал.
— Ну конечно, Вика! — смеется Фариза. — Кто бы знал, что мы тут есть?!
— Никто бы? Наверное, нет. Разве случайно бы побывал, проездом. И заметил, какие мы хорошие! И остался бы с нами жить!
Ха-ха-ха. Вика тоже смеется. Над собой. Потом говорит серьезно:
— Ну, мы понимаем, что люди приезжают к нам, потому что им платят за это деньги.
— Вика, а у тебя есть деньги? — У Фаризы серьезное лицо. — Отдай на благотворительность! Я… ухаживаю… за больными… дельфинами. Им нужен… Э-э-э… Рыба!
Ха-ха-ха. Фариза шутит над любовью Вики к разному добру. Делает вид, что говорит плохие слова, потому что за это Вика шлепает по губам. Потом Вика звонит и в шутку жалуется на нас «маме-слонику». «Мама-слоник» — игровое прозвище волонтера «Детей Марии». Они с Викой друзья. Волонтеры «Детей Марии» тоже приехали в Беслан и познакомились с Викой, потому что тут был теракт.
— Ребячитесь все время, — говорю.
— Повзрослеть мы успеем, — отвечает Фариза. — А детьми больше не будем никогда.
Пройдет
— Вот я, может, не в тему скажу! — у Амины высокий голос, когда она старается говорить громко. — Но я очень хочу. Чтобы если кто-то из нас, из детей Беслана, умрет, то чтобы нас похоронили на том кладбище, в «Городе ангелов».
— А я хочу, чтобы меня кремировали. — Вид у Фаризы опять серьезный.
— И если урну сохранить, — не сдается Амина, — то там. Ну, потому что… не знаю. Мы же как бы, мы те же дети Беслана, те же! Вообще, это кладбище только для тех, кто умер в эти три дня. Потом, кто там умирал через год, они уже на другом похоронены. Мне кажется, это неправильно.
— А это кладбище чем-то лучше? — спрашиваю.
— Ну, это кладбище… относящееся к теракту. Мы-то тоже относимся к теракту. Я хочу там быть похоронена! Хочу с остальными!
— Она передумает еще сто раз, — успокаивает Фариза.
— Не-е-е!
— Да-а-а!
— Это будет неприкольно! — убеждает Фариза. — Там все одинаково так, а мы все испортим. Там места нет!
Ха-ха-ха.
Кладбище с мемориалом «Город ангелов» ровно и стройно, и на нем много детей.
— Главы не будет? Может, тогда Ливанов возложит корзину? — беспокоится в телефон чиновница из владикавказского министерства образования. — Да, поняла. Значит, корзины не нужно нам в этом театре.
На стоянке у детского кладбища чиновники и учителя ждут, когда приедет со свитой федеральный министр образования и науки.
Чиновница решает, что делать с цветами.
— Давайте считать: министру и Таболову по четыре. Восемь у Ливанова и у Такоева. Вы Такоеву отдаете, вы — Ливанову… Восемь Тотоонову… Шесть нашему министру…
Вообще-то Дмитрий Ливанов едет на конференцию, но кладбище и спортзал нельзя не посетить.
— Наш министр звонит! Здравствуйте, Алан Урузмагович! Вы сначала подносите к древу. Потом вы по кладбищу подходите к омоновцам, и там вы должны возложить. Это все делают. Поэтому я говорю, по шесть, по восемь, гвоздички, это достаточно… Времени у вас будет мало… Что? Директор школы корзину не несет? А она хочет… Ну ладно, сейчас мы позовем девочек. Афанась!!! Афанась!!! Ой… Простите, на кладбище нельзя громко разговаривать… О, дылда идет. Она, конечно, молодая, но юбка у нее не по случаю…
Из блестящих авто выходят угловатые костюмы. Переговариваясь друг с другом, бегут по кладбищу, берут на бегу из рук учителей цветы.
Смотрите на Фару!
— Как бы ты описала себя?
— Ну, я застенчивая… Так?
— Только правду.
Фариза и Амина иногда бродят по разрушенной «старой школе»
— Ну, я… Если честно, я бы никогда про себя такого не сказала. Потому что я не знаю, какая я. Я запутанная такая внутри. Я… Блин… —
Мы с Фаризой стоим у клумбы. Она трепыхается, будто хочет уйти, но привязана ниточкой. Или будто хочет остаться, но за ниточку тянут.
— Я стеснительная. Вот это слово, которое у меня сейчас. Да. Я очень… Вот, я вот шучу, да? Это я так защищаю себя, — улыбается иронично. — Нет, нет, нет. Я никому не хочу про это говорить. Ну, я не хочу рассказывать, какая я внутри.
— Тогда скажи про твою жизнь. Какая она?
— Она скучная. В основном. Серая такая. Встаешь, че-то делаешь, опять спать. И так каждый день. Следующий вопрос?
— Как ты представляешь себя в будущем?
— Я стану крутым врачом. Буду помогать людям. Каждый день буду веселиться. Буду путешествовать. И общаться с Аминой, я ее очень люблю!
Фариза уходит, возвращается и смеется. Она всегда смеется, когда хочет говорить всерьез.
— Я бы… вам все равно не сказала правду про свое…
— Почему?
— Потому что я не знаю! Я не знаю, кем я буду. Вообще! Я даже не знаю, кем я буду завтра. Может, я стану каким-нибудь… Нет, забудьте, — от смеха она сгибается пополам. — Ну, я запутанная. Запуталось у меня все в голове. Еще недавно я хотела стать полицейским. Потом я хотела стать врачом. А сейчас я так запуталась. Мне всегда говорят, что я даже не знаю, правильно ли я пошла в мед… И мне как-то обидно. Может, я… Кто-то из-за меня не поступил… Я давно думала идти в медицинский. Но как-то не решалась. Я такая неответственная, мне все говорят. А надо быть ответственной, чтобы отвечать за чьи-то жизни. И мне кажется, я… не готова еще. — Смех Фаризы похож на извинение за то, что она говорит то, что действительно думает.
— Ты шутишь над Викой. Почему она бьет по губам за плохие слова?
— Я думаю, она очень… Она видит вокруг только таких… хороших людей. И вот она их прямо строит: это не говори, говори вот это. И тогда будешь хороший. Но она очень хорошая, на нее вот прямо можно положиться.
— А когда Амина сказала, что хочет быть похоронена в «Городе ангелов», почему ты решила, что это пройдет?
— Я думаю, что Амина со временем вырастет. И мне кажется, что она уедет отсюда и вообще не захочет про это вспоминать. И ей будет уже все равно, где ее хоронить, главное — чтобы с семьей. У нее же будет семья, дети. И она будет хотеть где ее родители, там. Ее же родителей в «Городе ангелов» не будет? И она передумает.
— Почему же она так хочет сейчас?
— Может, она… Ну, там… Не знаю! Я подумала, но это глупости!!! На обычное кладбище приходишь — и там так все… заросло. По-разному там, разные надгробия. Кого-то не навещают. А когда туда приходишь, на то кладбище, там навещают сразу всех. И… Может, она боится, что ее могут забыть… А это кладбище никогда не забудут. Там… будет чисто всегда. Ухожено. И… ее будут помнить все. Туда же не только родственники приезжают. А все. И репортеры. Люди из других городов — посмотреть. Вот мне так кажется. Но со временем это пройдет. Я вообще хочу, чтоб меня кремировали! — Это уже шутка, потому что голос Фаризы ироничный, а лицо серьезное. — Я не хочу гнить в земле!
— Ты не хочешь, чтобы тебя помнили?
— Если забудут — пусть забудут. Мне же будет уже все равно. Но я не думаю, что меня так быстро забудут. Хорошее что-нибудь обо мне останется. Ну, например, все будут что-то вспоминать, а потом: «О! А Фара то-то сказала!» — такое, смешное. Вот я так хочу. Например, когда фоткались — школьная фотография была в актовом зале после вручения, — все улыбаются, а я такая одна, — Фариза корчит гротескную недовольную мину. — Чтобы потом все говорили: «Смотрите на Фару!» Меня будут замечать, а других: «Где же там… э-э-э-э… Камболат?.. А, вон он, рядом с Фарой, которая вот так делает!» Меня будут помнить за мое чувство юмора. Хотя оно редко бывает хорошим. Его часто… Ну, его не все понимают. Хотя, когда не все понимают, от этого даже смешнее. Все?
Пока, девчонка
Вику провожали в Петербург почти все бывшие одноклассники
В семь утра все пришли провожать Вику. Вместе с ней уезжают Зарина и Кристина. Провожает чуть ли не весь уже бывший выпускной класс и еще старшеклассники — Витя, Ира, Хетаг, Руслан…
Вагон трогается, Вика внутри, у окна. Уже плачет, кладет руку на стекло, почти как в фильме «Титаник». На руку падает солнце, на остальную Вику — нет. Видно, как сильно залапали это стекло.
Камболат кричит:
— Пока, Вика!
Поезд медленно едет, в соседнем окне незнакомая девчонка. Камболат кричит:
— Пока, девчонка!
— Все считают, вы особенные дети, — говорю ему.
— А че мы особенные? Просто на нашу судьбу выпала такая ноша, и все. Ладно бы я в олимпиадах побеждал. Фара, мы особенные? Нет же?
— Нет.
— Ну, Фара только своеобразная…
Ха-ха-ха.
— Ну нет, мы особенные! — смеется Фариза. — Только не из-за этого.
Примечание. Все герои данного текста были в спортзале школы № 1 города Беслана во время теракта 2004 года. Все они получили контузии и ранения. Все потеряли в теракте родных и друзей.
http://rusrep.ru/article/2013/09/03/beslan
Автор