Сегодня на стакан апельсинового сока я пригласил руководителя партии «Родина «Дмитрия Олеговича Рогозина.

— Дмитрий Олегович, что у вас за партия? Оппозиционная, проправительственная? Какая?

— Если мы с чем-то согласны, мы соглашаемся. Если не согласны — не соглашаемся. Мы не хроники в оппозиции, и мы не партия власти — это точно.

— В последнее время все, что вы предлагаете, очень удобно для власти. Не случайно Геннадий Андреевич Зюганов рассматривает вас как сложного союзника. Непонятно кому союзника — то ли ему, то ли Кремлю.

— Это Геннадий Андреевич для нас сложный союзник. Ну, давайте возьмем конкретный случай — ситуация после последних терактов. Действия правительства во многом способствовали этим терактам, в том числе действия в социально-экономической сфере.

Мы посчитали, что необходима политическая оценка правительства. Мы посчитали, что вотум недоверия просто необходим.

— Кому?

— Правительству. Вотум недоверия правительству.

— Но кому именно? Если уйдет в отставку министр культуры, министр здравоохранения, то тогда не будет больше терактов в стране?

— Мы прежде всего говорим об ответственности силовиков. Но отправить их в отставку без отставки всего правительства невозможно, по процедуре…

— А кому подчиняются все силовики?

— Ну, все равно это члены правительства, какая разница…

— Да, но кто их назначал?

— Все правительство назначает президент, ответственность президента присутствует, потому что речь идет о его кадровой политике.

— «Присутствует» или основная?

— Это его кадры, это его люди, которые не справились с теми задачами, которые он перед ними поставил.

— Тогда почему вы требуете убрать с доски пешек, но оставить короля?

— Потому что мы предлагаем вотум недоверия правительству. Для того, чтобы запустить этот вотум недоверия достаточно иметь 90 депутатских подписей. Они у нас есть. Это КПРФ и «Родина» в совокупности. А вот скажем, для создания комиссии по импичменту необходимо 150 подписей. Их нет. И поэтому то, что предлагает Зюганов — это заведомая профанация идеи. Мы никогда не соберем 150 подписей, никогда не запустим комиссию по импичменту, даже если хотели бы это сделать.

Мы считаем, что президент поставил слабую команду, которая не справляется ни с вопросами в социально-экономической сфере, в сфере безопасности. Мы считаем, что президент должен изменить кадровую политику, мы готовы участвовать в формировании кадровой политики, готовы предоставить свои кандидатуры. Мы готовы взять на себя ответственность за все, что происходит в стране.

— Это звучит так: Рогозина на царство!

— Любая политическая партия существует для того, чтобы бороться за власть. Мы считаем, что президент в данной ситуации наш партнер. Он, во всяком случае, после Беслана сделал, судя по всему, очень тяжелые для себя выводы. И те предложения, которые он сформулировал, мы поддерживаем. Но мы считаем, что эти предложения не будут реализованы той командой, которая сегодня существует в рамках правительственной структуры. Мы считаем, что данное правительство должно уйти в отставку.

— А кто должен стать премьер-министром?

— Мы готовы вести диалог и с президентом…

— Хорошо, кого?

— Если он считает необходимым…

— Вот звонит вам Владимир Владимирович и говорит: Дмитрий Олегович, кого бы в премьеры? Вы ему кого порекомендуете?

— Я готов идти работать, во главе правительства, конечно.

— Рогозин — премьер. Министр обороны кто? Министр внутренних дел?

— Это не обязательно люди, которые будут связаны с нами. Например, Владимир Ильич Колесников, заместитель Генерального прокурора. Это тот самый волкодав, который способен справится с ситуацией на Северном Кавказе не как представитель прокуратуры… Такие люди должны быть во главе силовых структур.

— Господин Колесников, я помню, затеял дело против самарского губернатора Титова. А оно так ничем и не завершилось. Колесников грозил пальцем многим. Но где дела?

— Видимо, есть люди, которые останавливают таких людей, как Колесников.

— Кто эти люди?

— Ну, те, кто сегодня работает в правительстве, те, кто лоббирует через правительство свои интересы, в том числе олигархические структуры. Их представители сдерживают действия силовиков.

— А кто из олигархических клевретов еще находится в правительстве?

— Скажем, министр финансов Алексей Кудрин. Это человек из питерской команды Анатолия Борисовича Чубайса. Если вы считаете, что Анатолий Борисович Чубайс не влияет на действия финансового блока правительства, то вы ошибаетесь.

— Алексея Кудрина, так же, как и Германа Грефа, так же, как и всех других членов питерской команды, на эти должности привел член питерской команды, давний знакомый Чубайса — Владимир Владимирович Путин.

— Владимир Владимирович Путин будет опираться на ту команду, которая существует, которая есть в наличии. Если раньше не было в наличии другой команды, в том числе той команды, которую мы готовы сегодня представлять, то он, конечно, будет делать ставку на старую команду, потому что, по крайней мере, она есть.

— Несмотря на то, что там клевреты олигархов?

— Видимо, они устраивают президента в ситуации, когда у нас не взрывается метро, не взрывается Чечня, не взрывается Беслан. Поэтому действия должны адекватные, жесткие. И люди должны приходить те, которые способны эти действия осуществлять.

— Но этих людей же нет. Вы считаете, что надо правительство отправить в отставку, а президента не трогать. Он опирается на ту команду, которая есть, это команда мира, а не команда войны. А страна все время в войне.

— Однажды мне президент сказал примерно так: хороший ты парень, но за тобой ничего нет, силы нет за тобой. Я намек понял. И мы в течение года работаем над созданием этой силы. В принципе люди, которых мы собираем, они существовали и раньше. В течение десяти лет они предлагали некоторые вещи, которые сегодня становятся нормой жизни, о которых говорят сегодня должностные лица.

Если бы мы раньше говорили то, что мы говорили, и нас бы слышали и слушали, то, наверное, многих бед можно было бы избежать.

Если мы знаем, что на территории соседнего государства есть террористическая база, то чего мы ждем? Вы знаете, в чем разница между Малютой Скуратовым и бывшим Генеральным прокурором России Скуратовым? Малюта Скуратов, когда кого-нибудь на эшафот тащил, он пресс-конференций не проводил. Чего мы болтаем? Мы говорим, что мы нанесем удар. Ты нанеси удар, а потом расскажи, почему это ты сделал. И какие у тебя были правовые основания.

Сегодня, в ситуации крайней небезопасности в России, президент как гарант конституции вынужден будет сдвигаться в ту сторону, где всегда стояли мы. С нашими идеями, с нашими людьми. Сегодня мы уже становимся силой.

— А что это за идеи? То есть, какой должна быть Россия?

— Россия должна быть готова к отражению угроз. Россия должна почувствовать в себе силу, которая всегда в ней есть и которая была растрепана в начале и в середине 90-х годов.

Если говорить о конкретных вещах, то в первую очередь надо создать политическую систему…

— Но какое отношение к борьбе с терроризмом имеют идеи практически назначения губернаторов и переход на выборы в Госдуму по партийным спискам? Будет ли от этого толк? Ведь Путин уже назначил ряд президентов де-факто через проведение региональных выборов. Например, господин Зязиков. Но генерал Зязиков не смог решить проблему Ингушетии. Ингушетия пережила страшную трагедию…

— Нельзя было избрать президентом Ингушетии не ингуша. А я настаиваю на том, чтобы были назначения без согласования даже с законодательными собраниями, хватит играть в псевдо- демократию. Если уж назначать, так назначать.

Мы избираем президента, и мы требуем от него, чтобы порядок был во всей стране. А Россия не союз государств, это не объединение княжеств, ханств, байств, где басмачи какие-то должны сами себя переизбирать. Пусть президент за это все отвечает. Вот тогда бы был не Зязиков. Тогда бы был Иванов, Петров или Сидоров, что и нужно сегодня на Кавказе. Человек вообще не местный, человек вообще издалека, но который будет проводить президентскую линию.

— То есть не имеющий ни малейшего представления…

— Имеющий малейшее представление. Сталин кого направил на усмирение Чечни в 30-х годах? Там был Уборевич. Уборевич — человек самый западный среди большевиков, западного воспитания. И действовал он жестко, но его до сих пор вспоминают в Чечне, и я неоднократно слышал от чеченцев, что человек был справедливый. Но жесткий.

— Это говорят те, кто выжил? Как вы знаете, именем Ермолова собак в Чечне называют. И мало того, в русском обществе ему руки не подавали…

— Но и уважают…

— За те зверства, которые он учинил в Чечне?

— Зверства были с обеих сторон.

— А вот тех генералов, которые пришли на смену Ермолову, действительно уважали. И их памятники не трогают, их именами называют селения.

— Вы имеете в виду Барятинского? Согласен. Но это две разных тактики. Без первой тактики вторая была бы невозможна.

— То есть кнут и пряник?

— Кнут и пряник.

— То есть переходим от России федеративной, демократической — к России жесткой и, если угодно, царской?

— Федерализм — это учет региональных экономических, управленческих особенностей, но единая исполнительная вертикаль, она должна быть. Мы просто обязаны к ней были перейти, а уже тем более в условиях, когда у нас война на Северном Кавказе. По войне и управление. Поэтому я даже не понимаю, о чем спор.

Когда мы с вами сегодня говорим, например, о новой системе, мы говорим все время о русских регионах. А возьмите национальные республики Поволжья, где через демократические процедуры будет сменяемость одной и той же национальной элиты…

— Даже одного и того же национального клана…

— Да, один и тот же басмач будет себя переизбирать. А потом своего собственного сына поставит через демократические процедуры. Мы что, с вами не знаем, что и Гитлер пришел через прямую демократию? Через институт прямой демократии.

— То есть счастливое будущее России — это всюду большой русский брат, правящий в национальных губерниях и решающий, кого карать, кого миловать, назначаемый белым царем, сидящим в далеком Кремле?

— Счастливое наше будущее — это равенство прав граждан вне зависимости от их национальности. И когда у нас внутри самой России есть отдельные ханства, царства, где одна национальность круче, чем другая, — вот это неправильно. Вот это разрушает единое государство.

— Поэтому ингушами не должен управлять ингуш…

— Поэтому неважно, кто кем управляет, главное, чтобы этот человек был способен к управлению и к ответственности за собственное управление.

— То есть пусть будет и ингуш?

— Но не связанный с местными кланами, не связанный с местными мафиозными разборками, то есть человек не оттуда, я об этом говорю. То есть не связанный с деньгами, которые будут вложены в его выборную кампанию местными же группировками.

— А народ-то вообще где?

— А народ, он имеет право участвовать в выборах в Государственную думу через политические партии.

— Значит, в Думу — только по партийным спискам? Это хорошо или плохо?

— Я считаю, что для взросления политических партий это хорошо…

— Я понимаю, что Россия — это инкубатор политических партий. Поэтому взросление политических партий — замечательно. А нельзя вам где-нибудь в другом месте вырастать и взрослеть? А народ пусть хоть половину депутатов Госдумы выбирает напрямую? Чтобы было с кого спрашивать. Но если народу отказано в таком доверии, то, может, пусть и президента не народ избирает, а, например, губернаторы либо депутаты Госдумы? Ну, не можем мы народу доверить, несознательный народ…

— Но это уже попахивает корпоративной демократией, с которой пришел к власти Муссолини. Этого не надо делать. Нет, президента мы будем избирать напрямую. Это правильно. Поскольку республика президентская. Хотя я не исключаю того, что в перспективе мы можем отказаться от института президентства и сделать так, чтобы главой государства был реально председатель правительства, избираемый Государственной думой…

— То есть вы говорите: пока конституция Российской Федерации вас устраивает, но скоро ее надо менять…

— Пока Конституция дает нам возможность идти по пути укрепления вертикали исполнительной власти. Но я еще раз говорю: я категорически против этого воя, который стоит и внутри страны, и на Западе. Я думаю, что вой здесь не оттого, что они не понимают, что мы делаем.

Для них на самом деле сегодня серпом по молоту проблема укрепления России, укрепление Российского государства. Ведь через Кавказ идет наше ослабление. Поэтому я думаю, что завтра кто-нибудь из Вашингтона на серьезном уровне скажет: если Путин будет осуществлять эту реформу укрепления вертикали исполнительной власти, то мы вышибем Россию из большой восьмерки.

И я вам гарантирую, что в данной ситуации мы будем очень и очень внимательно смотреть на нашего президента. И я уверен, что он выберет укрепление российского государства, пусть даже без участия в большой восьмерке.

— А демократичность этого государства где? Где элементы гражданского общества? Где ростки этого демократического общества?

— Почему мы все время путаем гражданское общество и толпу людей, которым предлагается пробиваться в одиночку наверх? На самом деле это демократия для избранных — не избираемых, а избранных. Может ли сегодня обычный россиянин стать депутатом Государственной думы? Членом Совета Федерации? Губернатором? Никогда. Потому что выборы в регионах стоят от двух до десяти миллионов долларов.

Если даже губернатором становится человек от народа, что называется. Как губернатор Алтайского края, актер-юморист по профессии. А он свои собственные деньги потратил на выборную кампанию или за ним кто-то стоит?

Так мы сегодня добьемся, что у нас во главе российских регионов через формально демократическую процедуру избрания губернаторов будут стоять марионетки, люди, которые нравятся толпе. Толпу будут развлекать юмористическими передачами «Аншлаг», а «Парламентский час» будет вести Регина Дубовицкая.

— Дмитрий Олегович, а почему вы не вошли в комиссию по Беслану, и согласны ли вы с принципами формирования этой комиссии? Где независимые депутаты? Где представители общественности? То есть где люди, политически не ангажированные?

— Наша фракция поддерживала предложение депутата Владимира Рыжкова: парламентскую комиссию надо строить иначе, там обязательно должны быть независимые депутаты. И не может быть такого соотношения, когда всем остальным фракциям дали по одному месту в прямом и переносном смысле.

От нашей фракции там жесткий, принципиальный человек — Юрий Петрович Савельев, бывший ректор Санкт-Петербургского Военмеха. После того, как началась бомбардировка Югославии, он вышиб из Военмеха всех американских специалистов, которые были заподозрены, в общем-то, не только в том, что они научные работники…

— То есть человек, который по одному взгляду на иностранца определяет в нем агента ЦРУ?

— Ну, он достаточно компетентный для того, чтобы иметь допуск, иметь информацию, с кем он имеет дело…

— Чем его подход отличается от подхода исламских фундаменталистов, которые во всех иностранцах видят врагов? И такого человека вы назначаете в комиссию?

— Он лучший баллистик России. Это ведущий специалист в этой области. Он как профессионал оценит, скажет правду. Потому что самое страшное, что мы видели в Беслане, — это ложь, которая лилась через средства массовой информации, к сожалению.

— От кого эта ложь исходила?

— Эта ложь исходила прежде всего от тех, кто хотел скрыть реальные с масштабы трагедии.

— Кто это?

— Пофамильно будет известно в результате работы комиссии по расследованию. Я не знаю, кто принимал решения…

— Но эти люди государственные чиновники?

— Это государственные чиновники. Именно поэтому мы говорим об ответственности…

— Уровня федерального или уровня регионального?

— Уровня федерального, прежде всего, но и региональные чиновники тоже. Это как раз вопрос об управляемости не только страны, а управляемости конкретной сложной ситуацией, в которые страна, к сожалению, попадается все чаще и чаще.

— Ваша фракция, ваша партия будет проводить независимое расследование происшедшего в Беслане?

— Четыре человека от нашей фракции оказались в Беслане вместе со мной. И наш моральный долг — довести дело до конца. Мы, по крайней мере, будем настаивать на том, от чего отказывается Государственная дума в целом. Мы будем настаивать на самостоятельном, независимом парламентском расследовании. И мы проверим все факты, которые даст официальная комиссия.

Мы будем настаивать по-прежнему на вотуме недоверия правительству. Скорее всего, у нас ничего не получится, но мы обязаны сказать, что мы с этим не согласны, мы с этими людьми работать не будем.